Рос – рус – русь?. Наталья Гусева.Русский Север – прародина индославов.

Наталья Гусева.   Русский Север – прародина индославов



Рос – рус – русь?



загрузка...

Эй, славяне, что с Кубани,
С Дона, с Волги, с Иртыша...

А. Твардовский



Наука не знает хронологической последовательности разделения древних славян на отдельные этносы, и в том числе до сих пор не определено время появления этнонима «рус/русский», а соответственно и слова «Россия» как названия страны, население которой в подавляющей своей массе пользуется русским языком с некоторыми его диалектными отличиями.
«Вопрос о начале Руси чрезвычайно сложен, общепринятого решения нет и сегодня, но его необходимо вырабатывать, и для этого должны быть сконцентрированы все позитивные научные усилия» [116, с. 7].
Никогда не следует забывать, что в глубине веков и тысячелетий существовала исторически складывавшаяся близость предков славян в пределах единой протославянской общности, а равно и близость их к общности арьев (о чем уже выше сказано достаточно для этой работы). Часто встречаемое в литературе утверждение, что славяне появились, например, на Москве-реке и Оке лишь в начале I тыс. до н.э., является выраженной уступкой финно-угорской теории, о чем повторно здесь говорить не будем.
Историки, к сожалению, под древними славянами и Древней Русью часто понимают лишь период жизни в I тысячелетии н.э., игнорируя до сей поры открытия исторической науки, связанные с началом формирования их культуры и древнейших форм группового самосознания (семейно-родового, а возможно и родо-племенного) в период существования кроманьонцев, который теперь датируют веками последнего межледниковья. Говоря о развитии этнического самосознания, вспомним хотя бы об упоминавшемся выше утверждении Я. Харматты о разделении в областях Центральной России балтов и славян не в I, а в V тыс. до н.э. Процесс этногенеза славян протекал на севере Восточной Европы задолго до этого, и формирование их этнических групп растянулось здесь на много веков до этой даты. И те ассимилятивно-адаптивные процессы, которые протекали здесь в процессе общения с предками других переселявшихся с севера индоевропейцев, отражены и в общих или сходных элементах их языков, и в сохранявшихся доныне обрядах и культовых представлениях, о чем так много сказано в книгах Б.А. Рыбакова, этих «энциклопедиях славянского язычества».
Когда многие историки, пассивно повторяя друг друга, пишут о заселении Русского Севера русскими, якобы пришедшими то с Балкано-Карпатских, а то и со средиземноморских земель, они и не вспоминают (или не знают?) о том, что здесь и реки и местности хранят в себе арья-славянские названия, которые восходят к Ригведе (Приложение III) и Авесте и никак с Южной Европой не связаны. Не вникают они и в то, что орнаментально-знаковая система северных русских хранит в себе множество общих с арьями элементов, как выявлен и ряд сходных и общих черт в славяно-русском язычестве и в религиозных воззрениях древних арьев (обо всем этом будет подробно сказано в нижеследующих разделах). Да, русские широко мигрировали по Восточной Европе и не только уходили со своих северных земель, но и возвращались на них в процессе своих передвижений, да и с самого начала, со времен таяния и исчезновения последнего ледника, расселялись по северным рекам, навсегда оставаясь на освоенных землях, о чем свидетельствуют многие археологические находки хотя бы на Кольском полуострове.
С финнами, а шире – с носителями финно-угорских языков носители русского языка стали входить в контакты, как уже упоминалось, не ранее I тыс. до н.э., и надо отметить, что нигде не зафиксированы враждебные выступления русских против таких людей «не своего языка», как коми, чудь, весь и других племен. Можно предположить, что должны были быть взаимные столкновения из-за земли или охотничьих угодий, но ни в летописях, ни в эпосе нет упоминаний об истреблении славяно-русами этих «не своих».
Русский язык, как и любой другой, прошел этапы частичной взаимной ассимиляции некоторых своих элементов с элементами языков окружающих племен, но никогда не менялся настолько, чтобы быть причисленным к языкам другой группы или другой семьи.
В науке и публицистике давно ставится вопрос о происхождении самого названия Русь, а отсюда и этнонима «русские». Остановимся вкратце на нескольких точках зрения. Следует для начала отослать читателя к статье В. Кожинова «История Руси и русского слова» [89], журнал, в котором она была напечатана, можно легко найти в библиотеках. В. Кожинов писал, что некоторые авторы ссылаются на византийцев, отождествлявших Русь с упоминавшимся в Ветхом Завете мифическим северным народом «рош». Писатель не соглашается с этим, не согласимся и мы. В печати проскальзывали и направленные на огульное осуждение русских «лингвистические» пояснения, что слово «рош» соотносится с глагольным корнем «руш», что говорит якобы о вечной тенденции русских к тому, чтобы «рушить». Не останавливаясь на этом, обратимся к Библии. Так, в книге пророка Иезекииля сказано: «Ты же, сын человеческий, изреки пророчество на Гога и скажи: так говорит Господь Бог; вот Я – на тебя, Гог, князь Роша, Мешеха и Фувала!» (Иез. 38: 2-3). Далее идет описание гибели этого Гога от израильтян. Кто таков этот Гог, не поясняется, как и нельзя понять, что это за места, где он княжил, но эти неясности каждый толкует как хочет, а поэтому видно, что в тексте нет никаких географических указаний на Россию, тем более что в этой главе пророк от лица Бога обещает дать место для могилы Гога – «долину прохожих на восток от моря» (Иез. 39: 11) на территории Израиля. Тут без особых разъяснений становится ясно, что в те века никакие славяно-русы не проникали для описанных массовых военных действий в страны Ближнего Востока. Надо заметить, что встречаются публицисты, развязно производящие и название Москвы от упоминаемого загадочного и до сих пор никем не открытого Мешеха, но здесь обойдем это молчанием. В указанной книге пророка говорится, что этот Гог «в земле Магог», и с ним на войну придут союзники его персы, эфиопы и ливийцы: «И пойдешь с места твоего, от пределов севера – ты и многие народы с тобою, все сидящие на конях...» (Иез. 38: 15). Каждому понятно, что здесь «север» и все эти народы никак нельзя связать со славянскими землями той давней поры, но, возможно, – лишь с какими-то северными соседями древнего Израиля, и указанные Рош, Магог или Мешех к Руси никакого касательства иметь не могли.



Традиционные мотивы вышивки: а, в) Россия; б, г) Индия


Слова пророка Иезекииля о том, что с Гогом придут его союзники, в числе которых будут персы и другие, «и все сидящие на конях», наводят на мысль об использовании коней арийскими воинами в их боевых походах по землям Древнего Ирана, Малой Азии и Ближнего Востока. Об ираноязычных (арийских) иммигрантах в Иран в конце II – начале I тысячелетия до н.э., о чем пишет Э.А. Грантовский [46] как об указаниях многих ученых, сообщал ряд источников, включая ассирийские тексты. Захват власти в Мидии, Хеттской державе и соседних областях Передней Азии индоиранскими военачальниками отразился в изменениях имен богов, царей, да и всех терминов, связанных с коневодством, которое было здесь новым видом хозяйственной деятельности. Историк В.Б. Ковалевская указывает, что передвижение древних индоиранцев в Переднюю Азию «стало возможным лишь после освоения коня» [88, с. 4] и что кони и колесницы стали известны и в Древнем Египте, а индоиранские завоеватели Митании, «митанийские арии», были первой волной индоиранцев в Передней Азии (с. 42).


Коневодство и колесничное дело были принесены арьями в Переднюю Азию и близлежащие страны


Так что пора прекратить и не возобновлять в дальнейшем все эти спекулятивные соотнесения Гога, Магога и Роша со славяно-русскими земледельцами Восточной Европы тех давних времен. Данные библейских пророчеств вполне поддаются объективной исторической дешифровке и разъяснениям.
В. Кожинов в своей упомянутой статье неоднократно ссылается на работы известного историка Н.В. Пигулевской, которая, как и ряд других исследователей, указывает, что сирийский хронист VI века н.э. писал о некоем народе «рус», обитавшем к северу от Кавказа. Русы действительно жили в Приазовье, и это уже не миф. Если принимать указание хрониста «к северу от Кавказа» более расширительно, то есть и к северо-западу, то он имел в виду и Северное Причерноморье, обширную область расселения групп арьев и славян, а впоследствии скифов и славян («русов»).
Историк Л. Гумилев в своих работах производил русов от ругов – племен древних германцев; эти руги (они же и россомоны) пришли в Австрию; на востоке они воевали со славянами, грабили их, захватив города Куябу (Киев), Арзанию (не то Белоозеро, не то Рязань) и Старую Русу (или Славию); нападали на Византию (Рим), на Испанию, где жгли церкви и «страшно свирепствовали»,«но, будучи изгнаны оттуда, уплыли на своих кораблях (ладьях) в Атлантику и все до одного утонули в бурном Бискайском заливе, оставив славянским народам название «рус» [49]. О такой странной трактовке передачи имени уже писали не раз, а О.Н. Трубачев просто назвал ее народной этимологией, поэтому в эту проблему мы здесь углубляться не будем.



Крытая деревянная повозка кочевников (реставрация находки у оз. Севан. II тыс. до н.э. Возможно, это тип переднеазиатской четырехколесной повозки, известный и в Малой Азии. В нее впрягали волов)


А.Н. Карсанов пишет в статье «Об этнической принадлежности племени росомонов» [86],что единственное древнее о нем упоминание встречается у хрониста-историка Йордана (V—VI вв.), говорившего о нашествии в IV в. гуннов на остготов. Исследователи по-разному определяют этническую принадлежность росомонов – Б.А. Рыбаков и ряд других историков считали их племенем восточных славян-антов бассейна реки Рось; комментаторы текста Йордана транскрибируют это название и как «роксаланы»; считают их насельниками Среднего Поднепровья; М.И. Артамонов в своей «Истории хазар» [16] называет это же население росами, о которых, по его мнению, и упоминает сирийский источник; некоторые считают их готами, которые после распада союза племен готов утратили название росомонов и стали именоваться аланами. Византийцы, писавшие в X веке, уже определенно говорили и о народе русов, и о географии страны России.


Русы в средневековой Европе (по статье А.Г. Кузьмина «Руги и русы на Дунае» в сб. «Средневековая и новая Россия», СПб., 1996.)


Целая историческая школа возводила, как известно, русских к норманнам. Не углубляясь во многие принятые в науке доказательства неверности этих утверждений, укажем лишь на вывод антропологов: «Единственная заведомо норманнская краниологическая серия из могильника в урочище Плакун в Старой Ладоге никаких аналогий в восточнославянских сериях не обнаруживает... Весьма интересно, что и в балтийских, в непосредственном контакте с которыми находились норманны в циркумбалтийском экономическом регионе, не прослеживается никаких антропологических связей с норманнами, в то время как у славян, так и у балтов, достаточно отчетливы черты генетического взаимодействия» [11].
Ведущий отечественный лингвист О.Н. Трубачев отвергает предположения ряда славистов (например, В.Н. Топорова) о том, что славянский язык является «вторичным продуктом» наслоения западного индоевропейского этноса на западно-балтийский языковый ареал, и славяно-русский был «языком-сыном», а балтийский – «языком-отцом». Концепция балто-славянского языкового единства стала во второй половине XX в. уступать место концепции «длительного соседства и общения балтов со славянами» [166].
Многие исследователи возводят русских к варягам, тоже, по некоторым утверждениям, именовавшимся русью (это взгляд А.Л. Шлецера, которому следовали и такие русские историки, как Н. Карамзин, С. Соловьев, В. Ключевский и другие). Но поскольку этноса под названием «варяги» нигде в мире не существовало, а это были воины-наемники, в состав которых входили представители разных этносов, то трудно понять, почему бы они именовали себя русью или русами, или почему следует считать их при этом еще и норманнами, как многие думали.
Можно сделать попытку предложить здесь такую возможную интерпретацию возможного происхождения слова «варяг»: снова обратившись к санскриту, находим в нем слово «варанга» – «меч», а поэтому не исключаем мысли, что этим наемным воинам было присвоено название меченосцев (слово «варанга» могло быть и издавна известно индоевропейцам, а могло быть и заимствовано ими из языка причерноморских арьев). В контексте этого предположения не лишним будет вспомнить и о том, что в английском языке сохраняется такое название варягов, как «варангианс», что может служить подтверждением высказанной нами догадки.
Интересное соображение о слове «варяг» высказал А. Карпов [85]. Считая варягов также воинами-наймитами из разных племен, занятыми охраной товаров на сухопутных и морских торговых путях, он связывает их название со словами бодричей «вара» – «товар» и «гаичь» – «охранять», откуда производится слово «варегайче» – «охранитель товаров». Карпов указывает еще и на то, что по-кирилловски «варяю» значит «разъезжаю», а «варяг» – «разъезжающий».
Карпов подтверждает, что и призванные на княжение «варяги» тоже были «руссами», и что ряд топонимов и гидронимов южного побережья Балтийского моря содержит в себе частицу «рус-рос». А. Карпов пишет: «Руссы не были скандинавами, т.е. ни шведами, ни датчанами, ни норвежцами, ни даже готами они не были. Судя по некоторым именам князей своих, были они чисто славянского племени». И имели эти русы свою страну, свою этническую обширную территорию, за независимость которой сражались ее князья вместе со своими войсками.
К многочисленным попыткам разрешить вопрос о славяно-варяжских отношениях было сделано в первые годы XXI в. новое и очень обоснованное заключение о том, что главное лицо, вокруг которого велись споры русских исследователей со сторонниками норманнской теории, а именно – Рюрик был сыном русской княжны, вышедшей за Готлиба 12 го, вендо-ободритского короля, правившего в Мекленбурге. Эти факты проанализировал и доказательно подтвердил историк В.И. Меркулов, глубоко изучивший материалы немецких хронистов, посвященные неоднократным династическим связям прусских королей с восточнославянскими князьями. В своей книге он приводит переведенные им со средневекового немецкого языка данные из таких хроник и воспроизводит графически схемы родословий, по которым видно, что прибалтийские славяне поддерживали политические и хозяйственные связи с прибалтийскими немецкими правителями, и эти связи распространялись и на восточноевропейских славян. Доверие, вызываемое этими источниками, автор поясняет тем, что «до середины XIX века германские земли не были объединены в единое государство... Соответственно, немецкие авторы в меньшей степени находились под жестким давлением политических интересов [116, с. 19]. Адам Бременский причисляет варягов и руссов к «славянским народам» и сообщает много сведений о населении юга Балтики и о маршруте вдоль южного побережья Балтийского моря на Новгород. Называя варягов «ваграми», он как бы давал знать, что это род этнонима, и это подтверждает продолжатель хроник Гельмольд (XII в.), который писал о Вагрском графстве за рекой Травной и сообщал, что это был «передний край Славии» на границе с датчанами и саксами. Далее в цитируемой книге указывается, что «великая провинция» Русь располагалась на южном побережье Балтики, и хронисты, как и немецкие историки, сообщают, что в южной и юго-восточной Прибалтике существовали «русские земли», а Саксон Грамматик (X в.) писал, что «россияне в его веке оным Балтийским берегом владели» [116, с. 21]. Историк А.Г. Кузьмин связывал имя «Русь» с его этническим содержанием, а слово «варяги» воспринимал как географическое понятие и полагал, что оно является производным от древнего индоевропейского корня «вар» – «вода» (укажем, что такое значение этот корень имеет в санскрите). Понятие «варяги» он связывал с морями, считая, что оно равнозначно определению «поморяне», отсылая при этом к летописному упоминанию о них как о «варягах-поморянах».
Остановимся и еще на одной точке зрения. Исследователь В.И. Паранин в своей книге «Историческая география летописной Руси» (132) пишет, что этноним «Русь» образован от древнего названия Карелии, которая раньше была островом, известным под названием Рус, или Гарда. Автор считает, что именно карелы и другие финно-угорские племена, населявшие север Восточной Европы, и легли в основу образования русского этноса, сообщив ему не только свое имя, но и многие хозяйственные навыки, включая и торговлю (мехами, медом, воском) со странами Востока.
Эту гипотезу можно понять как некое теоретическое построение, опирающееся на реальный исторический факт позднего (не раньше начала I тыс. до н.э.) периода жизни северных славян, непрерывно продвигавшихся из приполярных областей, где нарастало перенаселение, в южном направлении в среде расселявшихся в эти века из-за Урала групп финно-угров. Но согласиться с ней трудно хотя бы из-за несходства славянского языка и славяно-русского язычества с финно-угорскими. Частичное физическое смешение должно было иметь место, но культурная обособленность и этническое самосознание славяно-русов, судя по всем более поздним данным, сохранялось и было пронесено ими вплоть до достижения Черного моря, получившего в свое время название Русского моря.
А поэтому не следует ли предположить, что скорее остров Рус получил свое название от славянского этнонима? Уже в те давние времена одно из славянских племен могло обрести этноним «рус», хотя точных указаний на это и нельзя обнаружить в летописях, создававшихся в гораздо более поздние века.
Обсуждая данную проблему, следует еще раз обратиться к поиску возможных аналогов слова «рус» в санскрите. В нем, например, есть корень «pyx» (ruh), фонетическим вариантом которого служит форма «рус» (rus). Он означает «расти, расширяться в пространстве». Не таятся ли здесь возможные следы не раз упоминаемой в Ригведе борьбы арьев с соседними племенами за земельные, охотничьи или пастбищные участки? (Кстати, на санскрите слово «пас» (паш) тоже означает «пасти» (скот), но это мы вспоминаем, так сказать, попутно, без прямой связи с этнонимами.)
О.Н. Трубачев указывал, что в арийско-славянском Причерноморье и Приазовье прослеживается ряд местных древних топонимов, содержащих в себе частицу «россо» – «светлый, белый», и сопоставляет ее с древнеиндийским словом «рукща» – «светлый, белый» [167].
Обращение к санскриту наводит на мысль о возможности поиска в новом направлении, дополняющем уже проведенные работы.
Так, русское слово «роса» имеет не только смысл влажного утреннего или вечернего покрова листьев и травы, но обозначает и влагу вообще, воду. В. Даль точно выделяет корень «рос» в таких словах, как «оросить» (омочить водой), «смачивать», откуда производится с расширением смысла слово «орошение». Он также дает такое толкование словам «морось, моросить», то есть сводит смысл корня к понятию дождя, что более широко, чем роса на утренней земле или испарение влаги.
В. Даль указывает, что любой источник вод определяется в русском языке словами «русь», «русева», «русиловка» и им подобными, а значит, мы не можем исключать предположение, что другие народы имели все основания называть славян «народом русел» (т.е. рек).
В санскрите мы можем увидеть полное равенство между русским словом «роса» и древнеиндийским «раса», что означает влагу в самом широком понимании – это и роса, и влага, и сок растений, и всякий сок вообще в значении «сок» речи, музыки и т.п. В «Махабхарате» мы встречаем слово «раса» и как питье, жидкость, молоко. В старо– и новославянских землях многие реки обрели в своих названиях корень «рус», «рос», который настойчиво указывает на понимание его как обозначение потока влаги, воды: рукав Немана называется Руса, рукав Нарвы – Росс, известны многие реки Русь, Руса, Рось и т.п. От этого корня, видимо, производится и само слово «русло» как вместилище этого потока воды, а от него же, очевидно, родилось и слово «русалка». Здесь следует упомянуть и о том, что такое название реки, как Волга, является простым указанием на жидкость, т.е. словом «влага», но в древности и эта река называлась Rasa (Raha, Ra, Rha), что сохранилось в мифах индоиранцев.
Поневоле возникает дерзкая мысль, которую нельзя не высказать хотя бы в самой предположительной форме, – не от определения ли реки как «росы-воды» возникло и само название росов как «народа рек»? Известно ведь, что славяноросы издревле и неизменно расселялись по течению рек, а не по раздольным степям, куда сквозь лесные заросли стремились продвигаться кочевники-арьи. На приречных землях и лесных луговинах и развивались древние формы земледелия славян. Изложенное здесь предположение можно подкрепить и новой ссылкой на словарь В. Даля, где мы встречаем такие определения источника вод, как «раса, руса, русеча, русиловка, русиничи» (т. IV). Это еще раз заставляет вспомнить о необходимости сопоставления слов «роса-Рось-Русь» с санскритским словом «раса».
История этнонима «славянин, славяне» восходит к средневековью, возможно, к началу нашей эры. Нельзя с точностью сказать, когда и где впервые произнесено название «славяне» – на этот счет существуют разные мнения, но известно, что в трех европейских языках определилось в Средние века и в дальнейшем закрепилось название в следующих формах: «славянин, славяне» – на немецком – «славе (Slave)», на английском – «слав» («slav», а славянство – «Slavdom»); на французском тоже «слав» («slave»). Написанная буква «е» в конце этого слова не читается на французском, она нужна для произношения его как «слав». Это «е» вызвало у недоброжелательных или вражески к славянам настроенных людей желание исказить произношение французского слова и произносить это слово «slave» как «слейв», подобно английскому слову того же написания (slave), которое обозначает «раб». Это искажение старательно внедрялось в сознание всех неславянских народов и стало популярным, к сожалению, даже в среде некоторых славян, не знающих европейских языков и не могущих дать должный отпор клеветническому толкованию термина.
Теперь остановимся на том, что во всех европейских языках сохраняются следы древних общих индоевропейских форм в частности слов языка арьев – санскрита. Разница в произношении не меняет содержания, если исходная структура слова, его смысл и звучание совпадают. Так, в санскрите есть глагол «шру» – слышать, а от него образуется форма «шравас» – «слава», то есть «услышанное всеми». Поскольку в процессе развития европейских языков буквы санскрита «ш» и «р» стали часто звучать как «с» и «л», то легко понять, что этот основной смысл слова санскрита точно передан и в русском, и в трех указанных выше языках: «шравас» – «слава», и корневой слог в нем «шрав» и «слав».
Этот лингвистический анализ проведен уже многими специалистами и дополнительных разъяснений давно не требует, а значит, и снимает все недоразумения, касающиеся славян как «рабов». Это не значит, что славян не было в числе рабов, – славянские воины, захваченные в плен, попадали наравне с другими на рынки рабов в чужих странах, даи у самих славян тоже были рабы из числа военнопленных (и даже изсреды своего народа), но это никак не оправдывает намеренно неправильной трактовки термина «слав».
Часто приходится слышать совет не «удревнять» историю славян. А собственно – почему? Особенно если материалы языка так ярко говорят о том, что не могло быть зафиксировано при отсутствии письменности. Какие же этносы, не будучи «древними», создавали на землях Восточной Европы, скажем, ямную и срубную культуры? Кто развивал здесь индустрию неолита, а затем меди и бронзы? Удивительны эти разговоры об «удревнении», особенно если принимать во внимание утверждения археологов о культовом единстве племен Восточной Европы в эти древние эпохи, об их взаимных культурно-хозяйственных связях, для чего следовало иметь достаточно развитые хозяйство и культуру, с чем не согласиться уже никак нельзя.
Виктор Конецкий в своем рассказе «Корабли начинаются с имени» очень точно определил смысл передвижений не только по воде, но и по лицу земли, сказав: «Любое движение в пространстве есть непрерывная смена обстоятельств и свойств среды вокруг». Это полностью применимо и к людям, к тем их группам, которые переселяются или расселяются по суше, – ведь воздействие среды и обстоятельств не может не ощущаться на каждом новом продуктивном участке, который осваивается пришедшим человеческим коллективом. Эти обстоятельства и свойства среды неизбежно влияют на отношение к природе, на умение пользоваться ею и соответственно на многие черты быта и формы социальных структур.
О древних формах хозяйства предков русского народа можно многое узнать, обратившись к книге археолога и историка П.Н. Третьякова «Происхождение земледелия» [159]. В этой книге автор опроверг устоявшуюся в науке точку зрения на низменности Передней Азии как источник мирового земледельческого хозяйства. Он пришел к выводу, что на южных землях поля всегда покрывала буйная поросль сорняков, а древний человек не мог до изобретения плуга с ней бороться и достигать больших успехов в производстве зерновых культур. П.Н. Третьяков писал, что только на севере можно было развить полуоседлое подсечно-огневое земледелие в благоприятных природных условиях, то есть на полянах, окруженных лесами и обильно зараставших кустарниками. Такие посевы приводили за три года к результату, определяемому как «сам-150» – собирали в 150 раз больше зерна, чем сеяли. И главным выводом этого известного ученого является утверждение, что только в таких условиях могли развивать свое хозяйство и культуру предки индоевропейцев, живших в глубокой древности на севере Восточной Европы, на Русском Севере, откуда и стала распространяться по миру технология обработки земли и переход от мотыжного земледелия к плужному.
Тут нам следует вспомнить о том, что широкое использование ячменя описывается в Ригведе, а уж в эти гимны, создававшиеся на северных циркумполярных землях, никак не могли проникнуть из Месопотамии или Египта сведения о способах выращивания этой культуры.
П.Н. Третьяков связывает с далеким Севером и первичное культивирование не только ячменя, но и полбы и проса, тех зерновых, которые, как уже широко известно, были основой питания расселявшихся с севера племен индоевропейцев. Эти культуры характеризовались, по выражению Третьякова, среднеевропейским происхождением и уже отсюда проникли в страны Передней Азии, в Китай или Индию.
В Авесте есть указания на наличие трех социальных изначальных групп – воинов, жрецов и скотоводов, а позднее уже говорится о пахоте на быках (Яшт, 5, 122, с. 424).
Одной из главных трудностей, связанных с определением времени возникновения термина «рос/рус» и распространения его в литературных источниках других стран и народов, является их затянувшееся на многие века отсутствие широких контактов с этим народом, равно как и неимоверное разнообразие оценочных данных о возникающих контактах. Историк В.Я. Петрухин точно оценил эту давнюю ситуацию: «Для отстраненного взгляда “извне”, со стороны византийских и арабских авторов, это был народ “неизвестный” и “неименитый”, варварский, языческий; его происхождение связывалось, прежде всего, с народами-монстрами края ойкумены – Гогом и Магогом, князем Рос и т.п.» [133, с. 69]. Отечественные исследователи, часто ориентировавшиеся на иностранные оценки, повторяли в целом ряде своих работ чужие предположения, внося значительную путаницу в решение этой проблемы. Примером того, что наши историки иногда не знали даже настоящего значения русских слов, является хотя бы то, что вслед за немецкими описаниями Руси они повторяли, что «порядка в ней нет», хотя само слово «порядок» в летописи не упоминается, а приводится слово «наряд», что означает «власть, управление, приказ», а это далеко не то же самое, что «порядок», как правильно пишет об этом С. Лесной [105, с. 12—13]. Он же со справедливым возмущением констатирует, что европейские историки не находят места «для славян, самого крупного и в прошлом, и в настоящем народа Европы», а немецкие историки «приняли огромное количество славянских племен за германские... На деле же руги, вандалы, лужичи, карпы, бастарны и другие были не германцами, а славянами... Древние славяне пользовались особой системой рун... и так называемая глаголица и кириллица употреблялись гораздо раньше того времени, которое им до сих пор приписывали» (с. 7). Он четко поясняет тот факт, что «варяжское племя русь», жившее в «западном углу Прибалтики», было славянским племенем.
Каждому читателю мы хотели бы здесь порекомендовать ознакомиться с его указанной книгой – в ней разъясняется большое количество ошибок в принятых трактовках истории Руси и самого этнонима «рус».
К сожалению, в области проводимых учеными исследований появился пласт самодеятельных открытий, проявляющихся в самых неожиданных формах и предлагающих иногда просто невообразимые решения трудных проблем. Такие публикации, а их становится все больше в журналах и газетах, предлагают читателям простые и доступные ответы на сложные вопросы, те ответы, которые заманивают своей кажущейся ясностью внезапного озарения и уводят внимание ищущего и мыслящего человека от доверия к большому и глубокому труду ученых. Одними из забавных, но в то же время горьких примеров могут послужить неоднократно появлявшиеся публикации с предложениями по-новому воспринимать русский язык, полностью игнорируя его исторически сложившуюся структуру и многовековые связи с другими языками, способствующие выявлению процессов развития контактов между славянами в целом и русскими, в частности, с другими этносами.
Так, некоторые читатели увлеклись предлагаемым методом находить следы русской истории в новом «прочтении» слов любого языка, разыскивая в них частицу «рус/рос» в любом ее местоположении, даже в именах людей любой национальности. И появились примеры таких «руководящих» в этих поисках слов, вроде всем известного имени финансового магната Сороса, названия горы Эльбрус, марки венгерского автобуса «Икарус», слова «папирус», лекарства «рустакс» (из ядовитого плюща, произрастающего в Америке), латинского слова «рарус» – «редкий», имени писателя М. Пруста, римского слова «ростра» – «трибуна» на Форуме т.д. и т.п. Больше того, нам предлагают по-новому осмысливать и такие русские слова, как «парус, хруст, трус (последнее особенно поражает применительно к русскому народу), гарус, брус, коростель, поросль...» и пр., не пытаясь проанализировать их структуру хотя бы на уровне курса школьной грамматики, если вообще и не вспоминать об истории.
Исходя из форманта «рус/рос» в качестве корня слова, ученые провели правильную дешифровку, например, названия области на южном побережье Балтийского моря – Пруссии, восходящего к давнему наименованию этой земли – Порусье, или же земли у реки Русс, как именовался Неман в летописях и как он именовался на польских картах еще в начале XX в.
Наряду с закономерно толкуемым разъяснением образования названий местностей или рек, в научных изысканиях сложилась не менее закономерная трактовка этнонимов. И вот на этом поле возникло много противоречий в разъяснениях, например этнонима «этруски». Некоторые авторы стали возводить славян к этрускам.



Изображение на этрусском бронзовом зеркале (по кн. Майяни). Обряд любовного сочетания, чрезвычайно далекий от известной обрядности славян


Большим сводным трудом по истории, культуре и языку этрусков явилось капитальное исследование французского историка-востоковеда З. Майяни «Этруски начинают говорить» [108]. Предварив свой труд подробным обзором предшествующих публикаций, автор указывает, что в Этрурии обнаружены надписи, включающие некоторые слова и знаки, не поддающиеся расшифровке, как принадлежащие к системе индоевропейской семьи, но основная масса лексики явно соотносится с этой системой. Свою главную мысль, что язык этрусков ближе всего в этой системе стоит к албанскому языку, он доказывает тщательным и обильным анализом как отдельных слов, так и фразеологических конструкций, и прилагает словарь совпадающих и сходных этрусско-албанских слов. В процессе анализа автор указывает и на те слова, которые могут быть пояснены как славянские, но, судя по тому же его словарю, совпадений здесь совсем немного, хотя они и наличествуют. Вся культура этрусков прежде всего была близка генетически связанной с ней культурой греков и римлян, но ведь и греческий и латинский языки (даже во многих своих локальных диалектах) тоже относились к той же индоевропейской семье, так что указанное сходство и с некоторыми славянскими элементами не должно вызывать удивление.
Удивление может вызывать только то, что в изобразительном искусстве этрусков нет ничего, что могло бы наводить на мысль о близости к культуре славян. Прежде всего сюда следует отнести надгробья и саркофаги, которые в России, например, стали появляться на местах захоронений знатных людей не раньше XVIII в. в подражание западным образцам.
Ни изображения людей на фресках этрусков, ни их одежда или оружие, ни характер черт внешности, а тем более часто встречающиеся на прорисовках фигуры обнаженных мужчин и женщин не могут быть исторически сопоставлены со славянами и с их древней культурой: археологи не обнаружили нигде на Руси ничего похожего. Зато в архитектуре и изобразительном искусстве стран Малой Азии и Северной Африки прослеживается ряд сходных и даже точно совпадающих элементов, и автор приходит к выводу, что именно от этрусков пришли эти элементы в греко-римскую цивилизацию.
Лозунг «Этруски – это русские», под которым в форме заглавия была в газете «Завтра» (№ 18/441, 2002 г.) опубликована статья В. Попова, ведет за собой и такие явные заблуждения, как «...большая часть материальных данных демонстрирует тождественность культур этрусков и древних славян, и нет ни одного факта, противоречащего этому... культура этрусков не похожа ни на кого, кроме славян, и наоборот, славяне не похожи ни на кого в прошлом, кроме этрусков».
В таких выводах можно ясно увидеть картину продолжающихся колебаний в поисках как пресловутой «прародины» славян, так и истоков славянских языков, и в их числе русского. Надо заметить, что в книге Майяни есть и указания на сходство некоторых лексических элементов этрусского языка даже с санскритом, чему тоже не следует удивляться, так как закономерность таких соответствий давно доказана для всех языков индоевропейской семьи. Но вот таких схождений, как в славянских (русском) языках и в санскрите, в этрусском обнаружить не удается, а именно схождения этого типа говорят о близости (или единстве?) предков арьев и славян в те эпохи, когда в языке формировались его древнейшие составные части, его основы: термины родства, местоимения, названия числительных, система глагольных корней и образование от них так называемых семантических пучков, то есть сходных по изменяющемуся значению новых слов при посредстве сходных же приставок и суффиксов.
Не вызывает сомнений то обстоятельство, что в процессе широких и многотысячелетних миграций с северных земель предков индоевропейцев по лицу Евразии носители диалектов, обладавших некоторыми (разными по количеству схождений) общими или близкими чертами, достигли не только Черноморья или Средиземноморья, но, как известно, и Ирана, и Индии. И этрусский язык тоже принадлежит к индоевропейской семье, в чем уже никто не сомневается.



Рисунок на этрусской вазе (по кн. Майяни). Нет ни одной черты, напоминающей описания славянских воинов


Изображения человека на изделиях из Триполья не имеют ничего общего с его изображениями в Этрурии


В заключение этого раздела следует задать и еще один вопрос: кто, если не древние предки индоевропейцев, долгими веками вырабатывали представления о персонификации сил северной природы и придания им облика божеств или персонажей фольклора. (Здесь, кстати, будет не лишним упомянуть о том, что в санскрите словом «капа» определяется группа богов, что невольно наводит на мысль о славянском слове «капище» как о месте поклонения идолам.) И в чьей среде, если не в обществах древнейших наших предков, складывались в эпоху охотничьего, а затем пастушеского и скотоводчески-земледельческого хозяйства те поведенческие нормы, те обычаи и ритуалы, которые не изжиты вплоть до наших дней в среде многих индоевропейских народов, как селян, так и горожан? Ответы на эти вопросы будут объективным подтверждением необходимости следовать призыву Б.А. Рыбакова об углублении в архаику.
<<Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 12788


© 2010-2013 Древние кочевые и некочевые народы